У нее сомнительная репутация.

Широко распространенные выражения типа «Философ нашелся!», в «В философию ударился!», «Брось философствовать!» отражают представление о философии в массовом сознании. Она оказывается умонаправлением извращенным, темным, не имеющим отношения к действительности, отвлекающим от решения реальных задач, а, значит, и вредным.

Кроме того, философия, легшая в основу определенной идеологии, считается виновной в трагических эксцессах истории, особенно, современной. 

Такие представления в нашу эпоху отлично вписываются в общую картину сдачи разумом своих позиций – в пользу так называемого «здравого смысла» и, с другой стороны, мистицизма.

Кто только не называет себя ныне философом: гадалки, экстрасенсы, фабриканты панацей! И кого только не называют философом в нашу «фельетонную эпоху» «бандиты духовного поприща» (выражения Германа Гессе)! Когда хотят указать, что некие свершения помимо профессионального уровня обладают глубоким смыслом, философами объявляются политики, литераторы, музыканты, художники. Видимо, это всё еще может считаться комплиментом.

Мистицизм, в свою очередь, если отвлечься от его необязательных спекулятивных притязаний, предпочитает форму познания, описанную древнеиндийским сказанием:

«Молча сидящих, он молча учил их».

Мудрость противопоставляется философии. 

Впрочем, еще Фукидид заметил, что «...большинство людей не затрудняют себя разысканием истины и склонно усваивать готовые взгляды».

Как же обстоит дело с теми, для кого «разыскание истины» является профессией – с учеными?

С тех пор, как «метафизика» была предана анафеме, «строгие» науки (в особенности, естественные) стремятся ограничить себя областью доказуемого; универсальные обобщения (а потребность в них существует) ставятся, и не без основания, под подозрение.

Иначе обстоит дело с науками, обращенными к человеческому феномену, гуманитарными. Они не могут обойтись без того, что составляло ядро традиционной философии: теории познания, гносеологии. В сущности, становятся необходимыми и имеют место в действительности «метакультурология» со всеми её разветвлениями (включая этику и эстетику), «метапсихология», «металингвистика».

Веками человеческое познание базировалось на презумпции: мир устроен так, что он соответствует требованиям нашего разума; недаром же он был наречен космосом («порядком»).

Тютчев выразил это прекрасно:

«Так связан, съединен от века

                                    Союзом кровного родства

                                    Разумный гений человека

                                    С творящей силой естества...

                                    Скажи разумное он слово –

                                    И миром новым естество

                                   Всегда откликнуться готово

                                   На голос родственный его.

От пафоса этого гордого утверждения пришлось в значительной степени отказаться. Подходы к освоению сложных сущностей вынудили подвергнуть критике сами инструменты познания.  

Разуму пришлось довольствоваться неполным соответствием: приближенными результатами вместо абсолютных, вероятностью вместо непреложности. Пришлось отказаться от универсального детерминизма, примириться с невозможностью однозначных оценок. Все этого не только подвижки в науке, но и сдвиги в мировоззрении.

Может быть, величайшим философским завоеванием нашего времени является «принцип дополнительности». Предложенный физиком – теоретиком, он имеет, еще не усвоенное вполне, поистине универсальное. Фундаментальное значение. Он заставляет интеллект отказаться от столь органичного и дорогого для него монизма, утверждает аспективный характер познания, требует комбинирования исходных начал. И это оказывается более адекватно сложности мира сего.

Впрочем, выдающиеся ученые – гуманитарии фактические издавна применяли подобный подход. Осознанное применение принципа дополнительности еще покажет свою продуктивность.

Видимо, «растворение» философии как таковой, её «впитывание» конкретными дисциплинами, в порядке вещей.

Есть, однако, функция, в которой философия совершенно незаменима: это демонстрация возможностей мысли, воспитание культуры абстрактного мышления, без которой невозможны ни зрелая позитивная наука, ни осмысление человеческой практики.

Наконец, не исчезли еще с лица земли странные люди, задающие себе странные, хотя и вечные, вопросы и ищущие ответа на них. А это и есть, независимо от уровня, философия. Как субъективная потребность она, надо надеяться, пребудет «и ныне, и присно, и во веки».

Сентябрь 1997 г.