...Эссе чередою своих разделов берет предмет со многих сторон,
не охватывая его полностью, – ибо предмет,
охваченный полностью, теряет вдруг свой объем и убывает в понятие...       

                                                             Роберт Музиль

 

          Десять лет прошло с тех пор, как в стране были инициированы перемены, и они продолжаются. Ситуация остаётся динамичной.

       Настоящий момент вряд ли является этапным, пригодным для подведе-ния итогов; тем не менее, он обеспечивает  определенную временную дистан-цию, позволяющую оглянуться  на пройденный путь.

История – не полет стрелы, направленной в определенную цель. Цели социальных подвижек, независимо от деклараций – безотлагательные задачи. 

Исторический процесс состоит из череды попыток найти решения встающих перед обществом проблем.

Еще в XIX в. было высказано предупреждение.

«Когда человек умирает с голоду, когда целые классы томятся в нищете, политика ограничивается тем, что признает это явление прискорбным. Она прекрасно умеет доказать, что только свободой обусловлен гражданский политический строй, а из этой свободы вытекает, что тому, у кого ничего нет, и кто ничего не может заработать, остается одно — умереть. Это логично, но злоупотреблять логикой можно только до известного предела. Нужды более многочисленного класса всегда напоследок одерживают верх». (Э. Ренан).

Утверждают, что «отсутствие однозначной заданности общественного прогресса, его альтернативность и многовариантность создают принципиально важную ситуацию выбора».

Для данности, для конкретной страны? Если речь идет только об отсутствии фатальной необходимости стремиться к единой модели будущего, с этим можно согласиться. Но такой вывод представляется противоречащим доказуемой посылке, что развитие общества диктуется его принадлежностью к определенному типу и присущими ему индивидуальными особенностями. Напротив, тогда, «выбор» будет почти однозначно предопределен, На деле же выбор обществом своего будущего не только предопределен.

Сфера потребления современного общества быстро наращивает  ассортимент и массу объектов одноразового пользования – от стаканчиков для питья до сексуальных  партнеров.  Доступность подобных удобств имеет свои светлые стороны и снимает множество проблем. Однако это не только упрощает жизнь, но и деформирует  её  в  такой степени, что она перестает быть тем, что до сих пор считалось жизнью. Параллельно  активно  развёртывается соответствующая психология, основанное на ней поведение и менталитет.  Принцип одноразовости  успешно посягает на области, далёкие от утилитарной: на культуру и человеческие  отношения. Установка  «попользовался и выбросил из памяти, отбросил» становится господствующей нормой нашей эпохи.

                     – Как красив апельсин, пока его не съели!

                                                       Мигель де Унамуно

 

Эстетика как наука есть теория способности  получать удовлетворение в акте восприятия.

Ценность этой  сжатой дефиниции – в указании на содержательный принцип (начало), из которого может быть выведена совокупность согласованных взглядов, охватывающая всю соответствующую сферу человечности. 

 

Место этики – в сфере мотивации поведения.

Человек руководствуется в своём поведении тем, что требует от него ситуация,  стремлением удовлетворить свои настоятельные потребности, выгодой, симпатиями и антипатиями, подражанием, принуждением, страхом, наконец, складом характера. Но человек способен руководствоваться и отвлеченными идеями.

Этика есть феномен способности человека  определять  своё поведение представлениями о должном.

Только такое поведение и следует считать этическим.

У нее сомнительная репутация.

Широко распространенные выражения типа «Философ нашелся!», в «В философию ударился!», «Брось философствовать!» отражают представление о философии в массовом сознании. Она оказывается умонаправлением извращенным, темным, не имеющим отношения к действительности, отвлекающим от решения реальных задач, а, значит, и вредным.

Кроме того, философия, легшая в основу определенной идеологии, считается виновной в трагических эксцессах истории, особенно, современной. 

             Как часто приходится слышать: «Моя совесть чиста!». Речь может идти о чем угодно: делах государственных, общественных, житейских, сугубо личных. Но ни один человек, у которого действительно есть совесть, так никогда не скажет. В этом суть совести – она вечно неспокойна.

        Совесть – рудиментарный орган, сохранившийся у немногих; им очень не повезло. В отличие от аппендикса, который можно удалить, совесть неоперабельна.

Неотделимая от своего носителя, она способна сделать жизнь невыносимой.

Если быть религиозным означает веру в сверхъестественное, в бога, в бессмертие души – то я не религиозен.

Если быть религиозным означает принадлежность к какой-то конкретной конфессии (взятие напрокат готовой формы духовной жизни) – то я не религиозен.

Если относиться  к миру,  данному в нас и вне нас,  как к ощущаемому чуду значит быть религиозным – то я религиозен.

Если иметь  совесть  и  стараться  жить по совести значит быть религиозным, – то я религиозен.

Если стремиться  к  духовной  продуктивности и считать её высшей доступной мне формой бытия значит быть религиозным – то я религиозен.

Таков мой атеизм.