В середине шестидесятых годов я обладал машинописной копией «сборника» стихов О. Мандельштама, включающей неопубликованные при жизни (последний период). Время лишило меня этой стопки листков, обрезанных почти вплотную к тексту, потрепанных, несшитых, но многое, узнанное мною впервые, я тогда же переписал для себя.

Так вот, познакомившись с теми же текстами в изданиях нашей «Библиотеки поэта» и Международного Литературного Содружества, я обнаружил ряд важных несовпадений, а возможно, и искажений, допущенных в напечатанных стихотворениях. С тех пор многое, известное мне и ранее, исправлено, что косвенно свидетельствует о доброкачественности списка, которым я располагал.

Проглядывая, однако, последний, насколько мне известно, отечественных двухтомник О.М. (1990 г.), я убедился, что в ряде случаев чтение осталось прежним. Разночтения настолько существенны, настолько влияют на ткань стиха, на его смысл, что представляется необходимым предложить варианты, ставшие мне доступными.

Ни один из них не является моим изобретением. Все они содержались в упомянутой мною подборке.

 

I. «За Паганини длиннопалым...»

 

Три места в публикуемом стихотворении вызывают недоумение. Во-первых, это «чемчура».

«А кто с венгерской чемчурой (?)».

Никогда не слышал вразумительного объяснения смысла этой строчки, смысла слова «чемчура»; нет «чемчуры» и у Даля.

Речь в четверостишии идет, между тем, о скрипачах, конкретнее, о восточноевропейской скрипичной стихии, скрипичном захлёбе – цыганском, польском, чешском, австро-венгерском. Итак:

«А кто с венгерской немчурой» (!) – исчезает невнятица и все становится на свое место. Приглядевшись в литерам «Ч» и «Н», понимаешь и причину недоразумения (при многократной перепечатке).

Второе недоразумение – эпитет «чалый».

«Утешь меня Шопеном чалым....»

Только расхожее представление, что от нашего прихотливого автора можно ожидать любого немотивированного словоупотребления, могло вынудить читателя смириться с такой строкой.

«Утешь меня Шопеном шалым» (!) – по-настоящему, по-мандельштамовски, звучащая строка. «Шопен шалый» – не только близнец «Шуберта в шубе», но и ёмкая, субъективно оправданная музыкальная характеристика.

И наконец, 

«Парижем мощно-одичалым» (?)

«Мощно-одичалым» – сочетание сомнительное само по себе; такое трудно себе представить. А уж к Парижу это никак не идет, с ним у Мандельштама связаны совершенно иные ассоциации. Знал Мандельштам современную культуру и, конечно, авангардную французскую музыку, о которой здесь идет речь.

– «Парижем модно-одичалым (!)» точно выражает его отношение  и поразительно содержательно.

Все стихотворение в целом становится несколько иным.

 

II. «Батюшков».

 

«В светлой перчатке холодную руку

          Я с лихорадочной завистью жму».

«С лихорадочной радостью жму» – полноценный стиховой организм, да и эмоция более человечная, а главное – непосредственная.

 

III. «Ариост».

 

«И звуков стакнутых...» – «стактнутых» (!) Не звуки «стакнулись», а поделены на такты (стопы), образуют подлинное «стаккато» итальянской поэтической речи, услышанное и воспроизведенное Мандельштамом.

 

IV. «Ламарк».

 

«гибкий смех» (?) – «гиблый».

                               

«Фаэтонщик»

 

«соприродные»  (?) – «сопредельные»

 

«Сосновой рощицы закон»

 

«виолу с арфой пробудил» (?) – «приучил»

 

В этих случаях нет прямого повода предпочесть приводимое – я только указываю на существование вариантов.

 

V. «Я живу на важных огородах...»

 

     «У чужих людей мне плохо спится,

             И своя-то жизнь мне не близка».

Сама по себе констатация первой строки вполне естественна: многие испытывали то же самое. Однако смысл второй строки не связывается с первой. В чем же разница между «своим» и «чужим»? Если свое-то не близко, чем же плохо у чужих? Связь восстанавливается и становится очевидной при чтении:

«У чужих людей неплохо спится (!)» – именно потому, что нет своего, привычного места, быта.

 

Развернутая аргументация в защиту сообщаемого была бы некорректной – проблема канонического текста неизданных при жизни стихов О.М., может быть, вообще останется неразрешимой.

Тем не менее, предложенные выше прочтения должны быть общеизвестны.

«Опальный стих, не знающий отца» в своем сиротстве нуждается в заботе и в защите.

 

В. Циммерлинг 

1991 г.