По мере проявления, отвердевания специфики творческого акта Мандельштама концепция стихотворения, как законченного «в себе» целого, самодовлеющего опуса, по-видимому, все более теряет для поэта свой смысл. Стихотворение становится вариацией (в череде других), где музыкально-тематические элементы могут быть каждый раз заново «согласованы» в иной связи. Ряд вариаций (а не вариантов) должен был воспринят как сумма фрагментов, имеющих отношение, как к целому, к некоему значительному ядру, представляющему собой ассоциативное слияние пластического мотива с высокой значимостью и значительностью (содержательностью). Такое слияние, «скрещение» (О.М.) является непосредственным, ибо его материя – язык, семантический уровень которого призван работать и в поэтической функции. 

Субъективная значимость и значительность «ядра» должны быть оправданы, защищены всей тканью стиха, которая, таким образом, «протягивается», пока эта задача не будет «снята». Но свойственная значительности многозначность (а подчас и обратимость смысла), как правило, не может быть непротиворечиво раскрыта в рамках одной пьесы, одной замкнутой структуры и неизбежно выводит за её пределы, которые становятся при этом условным и несущественными.

В.И. Циммерлинг