Действительно ли обе эти квалификации не могут относиться к одной и той же личности? Справедливость такого утверждения, преподнесенного жертвой в лицо убийце, стала бы приговором. В контексте Маленькой Трагедии именно в том, что даровитый серьезный профессионал, Сальери, не сподобился даруемой только предпочтенному гениальности, и заключается его подлинная трагедия. Злодейство здесь, независимо от судьбы Моцарта, – лишь тщетная попытка «скорректировать» несправедливость судьбы.
Самое интересное, однако, что «гений» и «злодейство», как понятия, есть вещи действительно «несовместные»: они не могут стоять в одном ряду. «Злодейство» – оценка, несомненно, нравственная, этическая; «гений» же категория заведомо внеморальная.
Речь идет об особом редком даре, независимом от заслуг, качестве, по отношению к которому личность в определённой степени является лишь носителем.
Обывательское, в том числе интеллигентское, представление любит связывать гениальность с порядочностью, со всем комплексом чисто положительных свойств.
Между тем, гениальный человек может оказаться ретроградом, жестоким эгоистом, трусом, извращенцем.
Было бы явным преувеличением утверждать, что гений ко всему этому предрасположен, и в его жизни найдет себе место любое злодейство. Возможно, однако, он менее стоек и более уязвим.
Нет надобности приводить примеры, обсуждать конкретные имена. Та-кое обсуждение было бы достаточно беззащитно перед соблазном произвольно отказать «злодею» в гениальности, или, напротив, усомниться в приписываемом «гению» преступлении.
Слово «злодейство» целесообразно было бы заменить менее одиозным. Скажем, история культуры свидетельствует, что гений и аморализм уживаются.
Не напрасно обыкновенный человек испытывает перед гением некий трепет; а непосредственное общение с ним может оказаться невыносимым и бедственным.
Но плоды гениальных свершений становятся нашим достоянием, – частью нашей личности, – даже если мы этого не сознаём.
Аморализм не может быть оправдан; но он не должен ставить под сомнение гений.
В. Циммерлинг