Каким бы поразительным ни казалось подобное утверждение, речь для «древнеисландца» не была само собой разумеющимся элементом бытового поведения. Речь была актом, магическим действием, с учетом его последствий. Нарушающий молчание брал на себя ответственность; вот почему требовались и складывались специфические обороты для вопроса и утверждения, предложения, предупреждения, просьбы и приказа, для обмена мнениями и перебранки. Формализация воплощала ритуализацию. Формы речи стремились стать формулами воздействия. 

Конечная позиция удовлетворения сагой — её «буквальное» усвоение, то есть своего рода возвращение к её дописьменной, фиксируемой лишь памятью форме существования. Таковое удовлетворение возникает при реконструирующей работе памяти и воображения, «перебирающих» тексты, раскрывая то, что стоит за ними. Именно так сказанное в саге обретает свой полный смысл, функцию пароля, владения которым впускает в её мир. 

В. Циммерлинг